Авторский комментарий
или
Необходимые дополнения к
лПредисловию ко второму изданию╗

 Почти все интервью, которое Вы прочитали, было записано на даче в Абрамцево Ц 14-го, 23-го июля и 13-го августа 1999 года. Восемь аудиокассет, двенадцать часов общения. Но в декабре, когда текст книги был уже практически готов, мы c Зигфридом Шпрингером, епископом Евангелическо-лютеранской Церкви Европейской части России, побывали у Раушенбахов в гостях. Борис Викторович рассказывал епископу о посещении Иерусалима, и я решил, что этот эпизод обязательно должен быть в книге. Таким образом, рассказ о поездке по библейским местам был записан не в Абрамцево, а в Москве на улице Академика Королева 14-го декабря 1999 года. Приходится писать об этом столь подробно, потому что уже несколько человек задали мне один и тот же странный вопрос: лДействительно ли такое интервью состоялось, или это просто лавторский прием╗ Ц рассказ о человеке в виде интервью?╗ Был и более жесткий вопрос: лЧитал ли сам Раушенбах, чтό Вы здесь написали?!╗

Разумеется, стенограмма наших бесед не совпадает целиком и полностью с текстом книги. Во-первых, последовательность расположения в книге близка к хронологии, чего нельзя сказать о самом интервью. Действительно, если встречаются два немца (бывших лсоветских╗) чтобы поговорить ло жизни╗, то первый вопрос, конечно, о трудармии. Только когда эта тема в какой-то мере выяснена, начинаются другие вопросы. Так было и на этот раз.

Во-вторых, когда человек рассказывает о чем-то, то он, как правило, концентрируется на какой-то главной для него мысли, опуская детали (было это зимой или летом, утром или вечером). И если Вы хотите узнать какие-то реальные подробности (скажем, чирикали ли при этом птички или нет), то необходимы уточняющие вопросы. А задавать их целесообразнее только после того, когда Ваш собеседник уже выразил свою мысль, иначе есть опасность сбить его с главной линии, а то и вовсе лишить интереса к беседе. Естественно, что порой эти уточнения логичнее вставить в итоговый текст в нужном месте и уже без уточняющих вопросов.

В-третьих, проблема передачи живой речи тоже играет свою роль. Возможно, Вы уже сталкивались с ситуацией, когда, читая стенограмму выступления, на котором Вы присутствовали, Вы ловите себя на мысли, что лвживую╗ Вы воспринимали его совершенно по-другому. Не в последнюю очередь это связано с тем, что говорящий, как правило, использует целую гамму дополнительных возможностей для выражения своих чувств и, следовательно, передачи информации Ц голосовые интонации, движения головы и тела, жесты рук, мимику лица, выражение глаз. И потому возникает естественная проблема ложивления╗ сухой стенограммы состоявшейся беседы, что также приводит к изменению исходного текста. К изменению, имеющему своей целью, разумеется, не искажение смысла сказанного, а воссоздание атмосферы и духа беседы, чтобы эмоциональное восприятие при чтении текста было максимально адекватно ощущению ее реального участника.

Конечно, я говорю лишь о своем личном опыте. Вполне возможно, что профессиональные журналисты видят эту проблему по-другому (или не видят ее вообще). В моем же случае есть еще редактор, который работает не с аудиозаписью, а с уже готовым текстом. Когда он читает этот текст, в его голове (в отличие от моей) не возникает автоматически голос и интонации моего собеседника. Зато, подозреваю, возникает здоровое желание подредактировать стиль в направлении, если можно так выразиться, лписьменного изложения╗. А письменный язык, как известно, очень сильно отличается от устной речиЕ К счастью, у меня прекрасный, знающий меру редактор.

Впрочем, редактор редактором, а последнее слово, конечно, остается за интервьюируемым Ц герой должен иметь право самому расставлять запятые там, где лказнить нельзя помиловать╗.

Что не вошло в книгу? Было еще два фактора, повлиявших на окончательный текст Ц это авторская самоцензура и установка редактора на сокращение повторяющихся или не существенных, с его точки зрения, моментов. Так, как минимум в два раза, был сокращен, по сути повторяющийся, текст высказываний Бориса Викторовича о Викторе Суворове и Генрихе Гроуте. Мне казалась, что эти повторы передавали эмоциональный лнакал╗ той, совершенно неожиданной для меня, страстности, с которой Раушенбах говорил о теории Суворова и деятельности Гроута. Но, редактору видней.

Самоцензура сработала только один раз, когда Борис Викторович рассказывал об именах: лМоя мать, как все эстонцы и вообще прибалты, очень любила Швецию. Когда-то они входили в состав Шведского королевства, и для них Швеция Ц предел мечтаний. Поэтому и меня, и сестру назвали шведскими именами. У меня имя Ивар, а второе Ц Борис. Но пастор записал в метрике наоборот: Борис Ивар. Поэтому я стал Борисом. А у сестры правильно записано: Карин Елена╗.

Фраза лвсе шведское было экстра класса, а все русское Ц так себе, не перший сорт╗ следовавшая после лпредела мечтаний╗ была мною сознательно удалена, а вот из каких соображений Ц сейчас просто затрудняюсь ответить. Запомнилось это, потому что этот эпизод имел продолжение, о котором будет рассказано ниже.

Зато были моменты, когда я был заведомо не согласен с мнением Бориса Викторовича и Веры Михайловны и уже только поэтому не мог себе позволить удалить не нравящиеся мне высказывания. Прежде всего, это касается оценки действий Генриха Гроута:

лОн сыграл отрицательную роль, постоянно мешал работе, и у некоторых, в том числе у меня, даже возникло впечатление, что он сотрудник КГБ, которому поставлена задача развалить движение. Если это так, то его поведение было идеально правильным╗.

Для меня, если можно так выразиться, человека из лкоманды Гроута╗, такая оценка, естественно, абсолютно не приемлема. Но возразить напрямую я не мог, потому что спокойно протекавшая до того беседа вдруг приняла ярко выраженный эмоциональный окрас. Тогда я лпошел другим путем╗ Ц рассказал о том, как перед съездом немцев СССР нам в Иркутске в облисполкоме продемонстрировали инструктивное письмо заместителя председателя оргкомитета Гуго Вормсбехера, лоппонента╗ Гроута, о работе с областными делегатами. В этом письме, в частности, говорилось о необходимости выделения специального сотрудника облисполкома (по возможности Ц немецкой национальности), в качестве сопровождающего лруководителя╗ областной делегации депутатов. лСопровождающий╗ товарищ, не являясь делегатом съезда, должен был формировать лздоровую╗ позицию делегатов области! Как и следовало ожидать, Борис Викторович, председатель оргкомитета, ничего не знал о письме своего зама. Увы, этот рассказ со всевозможными подробностями был удален редактором со справедливым замечанием: лКто у кого берет интервью? Ты у Раушенбаха, или Раушенбах у тебя?!╗

Когда были девятидневные поминки, ближе к концу вечера в квартиру Раушенбахов лподтянулись╗ бывшие коллеги по оргкомитету Гуго Вормсбехер и Владимир Бауэр в сопровождении Владимира Шульца. Последний представился собравшимся как соратник покойного по оргкомитету и, в некотором смысле, коллега по науке Ц доктор философии. Так сказать, лтоварищи по оружию╗ пришли отдать последний долг.

Говоря о Гроуте и КГБ, Раушенбах размышляет: лЕВозникло впечатление, что он сотрудник КГБ, которому поставлена задача развалить движение. Если это так, то его поведение было идеально правильным╗. Давайте порассуждаем и мы. Если действительно были люди, перед которыми была лпоставлена задача развалить движение╗, то они с ней прекрасно справились. И вполне логично предположить, что такая лработа╗ должна была быть по достоинству оценена.

Прошло уже много лет и судьбы членов оргкомитета сложились по-разному. Так, практически сразу, в январе 93-го, совершенно разочарованный исходом лдела╗, умер Эдуард Айрих, главный тренер Алма-атинского лДинамо╗ по хоккею с мячом и сборной СССР по хоккею на траве. Академик Раушенбах попал на операционный стол под нож лконовалов╗ Ц выжил чудом.

Но было и другое развитие биографий. Взять хотя бы упомянутых лтоварищей по оружию╗. Оставшийся в лдвижении╗ Гуго Густавович Вормсбехер все эти годы исполнял роль лотца народа╗. И не важно, что народ его на это не уполномочивал, зато власть всегда знает с кем нужно иметь дело. Владимир Анатольевич Бауэр сразу после съездовских баталий был назначен заместителем губернатора Томской области. Но, лбольшому кораблю Ц большое плавание╗. Через два года он уже председатель думского комитета, затем Ц замминистра России по национальной и региональной политике; советник Председателя Государственной Думы; советник Председателя Совета Федерации Федерального Собрания РФ и футбольный функционер по совместительству Ц Президент Любительской футбольной лиги и вице-президент Российского футбольного союза. Совсем не плохо для бывшего декана факультета физвоспитания Томского пединститута, лборовшегося╗ в оргкомитете с Гроутом в далеком 91-ом. Но и это не предел успеха личной карьеры борца за национальное возрождение. Владимир Леопольдович Шульц сразу после оргкомитета был назначен заместителем начальника управления Министерства безопасности РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. В 95-ом Ц заместителем начальника, а затем и начальником Академии ФСБ. С июля 2000-го по июль 2004-го Владимир Леопольдович Ц заместитель директора Федеральной Службы Безопасности. Ныне генерал-полковник Шульц заместитель Президента Российской Академии Наук.

В этом смысле Гроут чист как агнец Ц ни карьеры, ни лпряников╗. Одни упреки, да обвинения. Во всяком случае, такое складывается впечатление.

Знаю, что вышеприведенное высказывание Раушенбаха лиспортило╗ Гроуту много крови. На риторический вопрос: лЗа что?!╗, возникающий в подобных ситуациях, я нашел себе такой же риторический ответ: лНапример, за странный союз Гроута с Вормсбехером и Бауэром на переломе столетия╗. А за такие вещи всегда надо чем-то расплачиватьсяЕ

Честно говоря, в момент издания книги я не думал, что это обвинение можно воспринимать серьезно. Казалось, каждый мало-мальски осведомленный или просто думающий читатель легко заметит, что Борис Викторович был не в курсе той кухни, что лварилась╗ в оргкомитете Ц не знать Айриха! не знать (лПростые крестьяне приехали, первый раз здесь╗.) состава делегатов съезда! Да и на само высказывание следовало, как мне казалось, смотреть совершенно с другой стороны. Как-то состоялся у меня телефонный разговор с одним, очень компетентным в наших вопросах, человеком:

Ц        Я тут, наконец, дочитал твою книжку до конца. Ты подставил академика!

Ц        Вы (у нас разница в возрасте лет в двадцать) про Гроута?

Ц        Да причем тут Гроут?!

На счет лподставил╗ Ц не согласен. А вот то, что, говоря о Гроуте, Раушенбах дал однозначно негативную оценку деятельности КГБ в отношении движения российских немцев за восстановление своих прав Ц факт, сразу подмеченный опытным товарищем.

лА в оценке роли КГБ никто и не сомневался!╗ Ц написал мне один читатель. Дело тут в другом. лКоманда Гроута╗, в свою очередь, тоже подозревала в связях с КГБ определенных людей из оргкомитетского окружения Раушенбаха, и решение правительства СССР о переносе проведения съезда на неопределенный срок, естественно, считалось делом рук этих лтоварищей╗. А когда Гроуту, несмотря ни на что, удалось его все же провести, по телевидению вдруг выступил академик Раушенбах с резким, даже оскорбительным (так я тогда воспринял его выступление) по отношению к приехавшим на съезд делегатам, заявлением. Вот что хочешь, то и думай!

Имя Раушенбаха я впервые открыл для себя, прочитав его статью об этике научного руководителя в газете лНаучный поиск╗. Статья мне очень понравилась, а звание академика усилило эффект. Так что это телевизионное заявление, незамеченное, естественно, нашими согражданами других национальностей, было для меня равносильно ушату холодной водыЕ А эти его постоянные интервью о лправильности╗ репрессий против немцев?! Помню как однажды Евгений Викторович Пиннекер, приехавший на заседание Российской Академии Наук, сказал, что видел в перерыве Раушенбаха, а на мой вопрос, почему он к нему не подошел, ответил: лА Вы думаете, ему это надо?!╗

Мой редактор, член оргкомитета от общества лВозрождение╗ Виктор Дизендорф в своей книге лПрощальный взлет╗ вспоминает:

лЗаседание, как это обычно бывало и в дальнейшем, вел заместитель Председателя оргкомитета Г. Вормсбехер. Назначенный Председателем оргкомитета академик Борис Раушенбах, обремененный в своем почтенном возрасте массой служебных и общественных забот, появлялся среди нас нечасто. По правде сказать, за время работы в оргкомитете я не составил о нем определенного мнения. Мне, однако, показалось, что он очень далек от проблем российских немцев. В дальнейшем я усомнился в справедливости этого впечатления, а на двух наших съездах Б. Раушенбах и вовсе выступал как заправский лвозрожденец╗. Видимо сказались и его причастность к бедам своего народа в последние годы, и освобождение от бремени официального главы оргкомитета╗. (В.Ф. Дизендорф. лПрощальный взлет╗ / Судьбы российских немцев и наше национальное движение / Книга I. От национальной катастрофы Ц к попытке возрождения. Ц М., 1997, с. 280.)

лРеабилитация╗ Раушенбаха в моих глазах началась с его доклада на II этапе I съезда немцев СССР. Тем не менее, когда я задумывал серию интервью с известными российскими немцами, оформившуюся затем в лШтрихи к судьбе народа╗, имя Раушенбаха в моих мыслях даже не возникало. Однако со временем страсти улеглись, многие вещи стали восприниматься по-другому, и когда Наталья Варденбург, ответственный секретарь Общественной академии наук российских немцев, предложила написать о Почетном президенте этой академии Борисе Раушенбахе, я с удовольствием согласился.

С первых же минут нашей первой встречи (мы были до этого не знакомы) у нас сложилась очень дружеская, непринужденная атмосфера. О легкости Раушенбаха в общении рассказывают многие, но в данном случае имело место нечто другое. По-видимому, он увидел во мне человека с созвучным отношением к лнемецкой проблеме╗. Предварительно я передал Раушенбахам гранки подготовленной к печати первой книги лШтрихов╗, и наша беседа началось с того, что он сказал примерно следующее: лЯ прочитал Вашу книгу и у меня даже были какие-то вопросы, которых я сейчас не помню. Но это не важно. Важно то, что в ней нет перекосов. А я ее очень внимательно читал. Я в этом вопросе Ц лицо заинтересованное╗. Диктофон еще не был включен, но сказанное и так врезалось в память Ц такая оценка дорогого стоит.

Часы летели незаметно. Я был им просто очарован. Мы были лна одной волне╗. Появилось ощущение, что я начал понимать, что скрывалось за его высказываниями, так раздражавшими меня когда-то. А злопамятное телеинтервью во время I этапа I съезда стало лишь ярким свидетельством того, насколько глубоко он был заинтересован в судьбе российских немцев. В общем, благодаря возникшей атмосфере доверия и, не в последнюю очередь, участию в беседах Веры Михайловны, книга удалась. Удалась в том смысле, что многие, хорошо знавшие Бориса Викторовича, люди отметили адекватность лкнижного образа╗ Раушенбаха их представлению о нем.

Но когда началась работа над вторым изданием, вдруг стали говорить о том, что в интервью Борис Викторович выражается недостойно уровню академика и, конечно же, нужно его лпоправить╗ во втором издании. Этого я не стал делать по двум причинам. С одной стороны, такая правка могла бы исказить сложившийся по интервью образ, а с другой Ц посмертная правка, на мой взгляд, просто неприлична. Поскольку сторонники лправки╗, как и я, являются искренними почитателями Бориса Викторовича, то такая краткая аргументация, конечно, недостаточна и требует специального обсуждения. Итак, первую из причин прекрасно выразил Константин Петрович Феоктистов в своем интервью, вошедшем во вторую часть книги:

лФеоктистов: У Вас в книге это очень хорошо отражено. Раушенбах, в какой-то степени, играет роль простодушного человека, но, в общем-то, примерно так все и было, как он говорит.

Бернгардт: Есть поползновения кое-что отредактировать для нового издания, например, его словечко "сволочи".

Феоктистов: Наоборот, это надо оставить! Это не очень прилично и культурно, но он же не в обществе говорит. Он говорит с Вами, причем говорит откровенно. Почему бы и нет? Когда он общался на работе, я не слышал этого слова. Он не использовал грубые выражения, а тем более матерные. Да он и не вкладывает в слово "сволочь" такой смысл, что это Ц человек, которого надо ненавидеть. Я это воспринимаю так, что ему просто понадобилось какое-то слово покрепче. Матерное он не может сказать, а вот "сволочь" или там "гад" Ц может.

Если Вы хотите узнать человека, то лучше всего "вытащить" из него характер вот в такой открытой, может быть даже глуповатой беседе, когда то и дело смеются, причем немножко даже искусственно. Это тоже много о человеке говорит. В общем, я бы ничего не стал "подчищать", но это Ц Ваш вопрос.

Бернгардт: Да, проблема... К тому же, он пять раз употребил слово "плевал".

Феоктистов: Опять же, в обществе он не позволял себе таких вещей, а вот в откровенном разговоре проявляется как раз то, как он в действительности все воспринимал. Вы его как-то разговорили, и он был самим собой. Когда человек глупости говорит, это означает, что он Ц сам по себе. Должен сказать, что когда человек свободно говорит, особенно когда импровизирует, он по большей части говорит глупости. И здесь часть реплик Ц про кошку и прочее Ц глупости. Но это же самое ценное Ц увидеть, каков он сам по себе. И в этом смысле все очень удачно. Если кто-нибудь хочет составить представление о человеке, как раз и надо поймать его на этом.

Бернгардт: Собственно говоря, этого и хотелось. Не столь важно было, что он говорит. Важно, чтобы сложился достоверный образ.

Феоктистов: Очень хороший образ Ц естественного человека. Хотя, я думаю, жизнь у него была не простая╗.

Теперь по поводу второй причины. В 2003 году в издательстве лАграф╗ появилась книга с такими выходными данными:

Составление и литературная запись книги Ц Инны Сергеевой.

Раушенбах Б.В. Праздные мысли: Очерки. Статьи. Воспоминания.

и такой аннотацией:

лНовая книга академика, лауреата Ленинской премии, Героя Социалистического Труда Бориса Викторовича Раушенбаха (1915 Ц 2001) лПраздные мысли╗ была задумана и в основном надиктована при жизни автора╗.
 

В основном надиктована при жизни автора, а в остальном, надо полагать, во время спиритического сеанса?

Что ж, может быть и можно априори допустить, что какая-то часть книги была лнадиктована╗ автором после смерти. Но то, что некоторые очерки он лнадиктовывал╗ просто зачитывая лШтрихи к судьбе народа╗ Ц этого я себе представить не в состоянии. Президиум Общественной академии наук российских немцев, издателя лШтрихов╗, на горячую голову даже собирался устроить судебное разбирательство. Однако я был категорически против подобных действий (нарушены были, прежде всего, права не Общественной академии, а самого Раушенбаха, а их защита Ц прерогатива его родственников), и вопрос лзатух╗ сам собой.

Честно говоря, меня в этом задело нечто другое, а именно: непозволительное отношение к наследию Раушенбаха. Попробую это объяснить. Есть вещи, которые вполне допустимы для высказывания в узком кругу. Эти высказывания бывают очень интересны с точки зрения познания собеседника. Но сам факт такого же высказывания, скажем, на публике, на большом торжественном собрании можно истолковать совершенно по-другому. Грубо говоря, уже не в плюс, а в минус говорящему.

Одно дело, сидим мы с Борисом Викторовичем на веранде его дачи, целый день лчешем языком╗ о том, о сем, и вдруг он, в ответ на мой вопрос об иллюзиях Рикерта в отношении Советского Союза, неожиданно восклицает: лНет-нет, у него был правильный образ. Он мне рассказывал, что еще в Германии они с приятелем, который тоже был коммунистом, называли Советский Союз не иначе как "Великое говно". "Die große Scheiße" Ц так это звучало по-немецки. Дело в том, что в Германии его, условно говоря, ждала виселица, ему надо было быстро уносить ноги. Он вынужден был уехать, но куда? Пришлось поехать в это "Великое говно" и погрузиться в него по шею. Так что никаких иллюзий на этот счет у него не было╗.

Эта невольно вырвавшаяся реплика Ц лу него был правильный образ╗ Ц показывает его собственное отношение к коммунистическому режиму тех лет, и приоткрывает нечто, совершенно не предназначенное, если судить по другим его интервью, чужому взгляду.

А теперь представим себе Раушенбаха, пишущего (хорошо, лнадиктовывающего╗) очерк о Рикерте:

лОтносительно Советского Союза Пауль никогда не заблуждался, никогда его не идеализировал и про себя именовал не СССР, а "Die grose Scheise" Ц что звучало как "Великое гЕно". Но когда тебя в Германии ждет виселица, все равно, куда уносить ноги. Пришлось поехать в это "Великое гЕно" и погрузиться в него по самую шею. Так что никаких иллюзий на этот счет у него не было╗.

Что, прекрасный публицист и рассказчик не в состоянии ничего написать, бесталанно занимаясь компиляцией из того, что он когда-то сказал или написал? Да при этом, еще зачем-то пересказывая то, что сказал в запальчивости! Цитируя самого академика: лЭто же чушь собачья!╗

Правды ради нужно сказать, что есть и нечто действительно новое: лЕНичего этого не предвещал туман парижских набережных, он сулил только счастье и радость совместной борьбы и любви. Но жизнь все перевернула иначе, и в этом нет вины замечательного человека Пауля Гальперна, русского немца Павла Эмильевича РиккертаЕ╗

То, что у Бориса Викторовича есть алиби, очевидно. В самом деле, не мог же он, описывая жизнь своего лучшего друга Пауля Рикерта, все время искажать его фамилию (на этом фоне о двух ошибках в немецкой фразе из трех слов я уже и не говорю). Вопрос Ц откуда ллирика╗?

Ответ в конце лПраздных мыслей╗, в главе или разделе под названием лИнна Сергеева / ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО╗:

лКнига была им написана Ц да-да, написана, это не важно, что академик Раушенбах диктовал ее мне, и я была как бы соучастницей творческого процесса. И в лПристрастии╗, и в лПостскриптуме╗, и в незаконченных лПраздных мыслях╗, на которых все оборвалось и не оборвалось, ибо не все кончается со смертью, каждая мысль и каждое наблюдение принадлежат ему, автору. Я выступаю в роли сосуда, который на протяжении многих лет принимал в себя мудрость человека, по праву носящего звание Академика╗.

А почему, собственно, нельзя было опубликовать лПраздные мысли╗ в незаконченном варианте? Ведь есть же неоконченные произведения Пушкина, Диккенса, Стивенсона... Сегодня Ц пересказ мыслей философа в вольном изложении, а завтра Ц стихи Пушкина в собственной ллитературной╗ обработке? К чему все эти стремления лподогнать╗ гения под свой шаблон?

Безусловно, и лПостскриптум╗, и лПраздные мысли╗ чрезвычайно интересны, и без Инны Андреевны они, очевидно, просто не вышли бы. Но читать их приходится, к сожалению, с оглядкой на лсосуд╗. Вот два примера из книги лПостскриптум╗:

лТо есть я сделал маленький кусочек работы, хотя Марк Галлай и утверждает, что я слишком сдержанно говорю о своем участии в этом деле и что фактически внес в создание систем управления ракетами и космическими кораблями вклад без преувеличения решающий Ц лменее чем за десять лет под его (моим!) руководством были реализованы системы фотографирования обратной стороны Луны, системы ориентации и коррекции полета межпланетных автоматических станций лМарс╗, лВенера╗, лЗонд╗, спутников связи лМолния╗, автоматического и ручного управления космическими кораблями, пилотируемыми человекомЕ Значение этих систем не требует доказательств Ц полет неуправляемого или неориентированного нужным образом космического летательного аппарата вообще теряет всякий смысл╗. Привожу эту цитату в качестве взгляда со стороны и комплимента, который сделал мне мой старый друг и коллега, а не для того, чтобы похвалиться перед читателями, какой я умный╗. (лПостскриптум╗, стр. 79)

Понятно откуда взялся этот лперл╗ (прошу читателя прощения за резкий тон, но чтобы Раушенбах, да занимался саморекламой, причем в такой вульгарной форме Ц просто уму не постижимо!). Как читатель, наверное, заметил, все мои попытки выяснить у Бориса Викторовича хоть что-нибудь о конкретной работе на Космос, о его личном вкладе разбивались о простой ответ Ц это все мои ребята сделали! Думаю, такая же проблема была и у Инны Андреевны. Вот она, как лсосуд, который на протяжении многих лет принимал в себя мудрость╗ Раушенбаха, и решала таким способом возникшую у нее проблему показа листинного╗ величия Академика. Решила для себя, но почему-то за счет своего героя Ц в конце концов, можно же было просто процитировать Галлая в примечании редактора или составителя.

Другой пример: лУ немцев, как известно, ребенку дают несколько имен, и у меня, как и у моей сестры, два имени Ц немецкое и русское (родители, живя в России, отдавали себе отчет, что детей нужно учить русскому языку и давать им русские имена): меня назвали Борис-Ивар, а сестру Ц Карин-Елена. Первое имя считается главным, но пастор перепутал и написал в метрике сестры первым шведское имя, Карин, а вторым Ц русское. По-настоящему она должна была бы быть Леной, а мы ее всю жизнь зовем Карой╗. (лПостскриптум╗, стр. 19)

Как видим, смысл рассказа диаметрально противоположен тому, что было рассказано мне. Одно из мнений на этот счет было таким: лДа с его чувством юмора Ц запросто, Вам он мог рассказать одно, ей Ц другое╗.

Его рассказ мне можно было принять за лшутку╗ только в том случае, если бы речь шла о немецких(!) именах, или, на худой конец, если бы я сам был шведом. Что касается лПостскриптума╗, то здесь вообще нелепица: сначала Ц лу моей сестры, два имени Ц немецкое и русское╗, а затем Ц лнаписал в метрике сестры первым шведское имя, Карин╗. Трудно представить, что Раушенбах, даже в состоянии безудержного веселья, был способен на такой лпрокол╗. Такое мог сказать только тот, для кого, грубо говоря, лчто швед, что немец Ц один черт!╗ Как говорится, дальнейшие комментарии излишниЕ

В заключение несколько слов о приложениях. На мой взгляд, все, что в них представлено, в высшей степени интересно. Выступление на встрече с Горбачевым и доклад на I съезде немцев СССР показывают видение Раушенбахом лнемецкой проблемы╗. Одно из последних интервью Бориса Викторовича лЯ всегда был болельщиком ЦерквиЕ╗, кроме всего прочего, примечательно еще и тем, что оно записано внуком сестры Раушенбаха Карины Викторовны Миклухо-Маклай.

Уникально интервью по случаю 50-тия РКК лЭнергия╗, которое записал В. Николаев, один из сотрудников лфирмы Королева╗. В этом интервью Борис Викторович рассказывает о создании систем ориентации и управления космических аппаратов. Аудиокассету с записью предоставил мне один из учеников Раушенбаха, в недалеком прошлом вице-президент лЭнергии╗, профессор, доктор физ.-мат. наук Владимир Николаевич Бранец. Я сделал ее расшифровку, а Владимир Николаевич внес в набранный текст массу поправок связанных, прежде всего, с техническими терминами, профессиональным сленгом, именами и фамилиями и написал обзор лОсновные разработки, выполненные под руководством Б.В. Раушенбаха╗.

Лагерные письма Раушенбаха предоставила Карин Викторовна, ксерокопии нескольких страниц лсамиздатской╗ книжки Пауля Рикерта Ц его старший сын Фридрих Павлович, а письмо профессору А.Г. Стромбергу Ц сам Армин Генрихович.

В Приложение III вошли материалы не исходящие, если можно так выразиться, непосредственно от Раушенбаха, но тесно связанные с содержанием книги. Прежде всего, это письмо Фридриха Рикерта со статьей о его отце для энциклопедии лНемцы России╗, которое помещено здесь в память о самом Фридрихе Павловиче и как исполнение, в какой-то мере, желания Бориса Викторовича дополнить главу о Пауле Рикерте.
                                                                        Эдуард Бернгардт