Дорога к Храму лежит через Покаяние
 

Главной проблемой интервью с Александрой Гардер для серии "Штрихи к судьбе народа" стал, как ни странно, выбор темы. После нашей первой беседы "Январский гость" мы подружились. Сколько с тех пор было встреч, разговоров! Но многое из того, что мне стало известно о жизни Александры Гергардовны, вошло в ее книгу "Проделки судьбы", которая, будем надеяться, скоро увидит свет. Какую же тему избрать для новой беседы? Ведь, в основном, оставшееся за рамками книги не вошло в нее потому, что просто не предназначалось для широкой аудитории.

С другой стороны, существует проблема, которая мне представляется одной из самых животрепещущих и неотложных, – морально-психологическая реабилитация немцев в России. Эта тема волнует меня с детских лет, с того самого момента, как я узнал, что все советские люди делятся на русских, украинцев, белорусов, армян, грузин, корейцев, евреев, татар и т.д. и на – "советских" немцев. В "дружной семье советских народов" только мы удостоились этой приставки к своему названию. Удостоились, думаю, не в виде награды, а в качестве некой моральной компенсации. "Я немец!" – в ответ на окрик "Фашист!" – звучало для обывательского уха как подтверждение. Другое дело – "Я советский немец!" Вроде как – "Я свой фашист, родной!"

Со временем "советский гуманизм" и "пролетарский интернационализм" всё крепчали. Когда, скажем, в 50-х годах Вильгельмина Фритц, будущая активистка "Возрождения" из Иркутска, выходила замуж, ей не разрешили взять фамилию мужа (тоже, между прочим, немецкую), а уже в 80-м, при обмене паспорта, сам начальник паспортного стола предложил поменять столь неблагозвучную фамилию на "нормальную". Наверное, именно такие "кардинальные" изменения в отношении государства к "советским фритцам" и позволяют официальным органам Германии заявлять, что с 70-х годов немцы в СССР уже не подвергались дискриминации по причине своей национальной принадлежности.

В корне проблемы нашей морально-психологической реабилитации, лежат, как известно, события Второй мировой войны. Но захочет ли Александра Гергардовна об этом говорить?

В разгар моих сомнений мне в руки попала книга "Государыня Императрица Александра Феодоровна Романова. Дневниковые записи, переписка". (Составитель монахиня Нектария. Издано Российским Отделением Валаамского Общества Америки. М., 1998) Стал смотреть, нет ли там упоминаний о нашей крестнице? Но нашел совершенно иное – потрясшие меня высказывания о войне с Германией. После этого я и решился затронуть свой наболевший вопрос. Да и с кем его обсуждать, если не с человеком, который был крестницей русской Царицы и к тому же хорошо знал советскую военную элиту?

Сталинская пропаганда сделала все, чтобы "повесить" на российских немцев груз несуществующей вины за преступления гитлеровского фашизма. Советскому населению упорно вдалбливали, что мы такие же немцы, как и немцы Германии, что между нами нет никакой разницы.

С другой стороны, в общественном сознании укоренилась точка зрения, что любые преступления большевистского режима – убийство Царской Семьи; осквернение церквей; истребление дворянства, духовенства, купечества и интеллигенции; искоренение казачества; коллективизация; организация массового голода в Казахстане, на Украине, во многих районах России и других местах с целью закабаления уцелевших крестьян; уничтожение миллионов людей в лагерях ГУЛАГа; агрессивная внешняя политика; экологическое варварство наподобие "освоения целины", загрязнения Байкала, Чернобыля, хищнического использования природных ресурсов, невосполняемой вырубки лесов, радиоактивного и прочего заражения территорий и водоемов – повторяю, любые преступления, совершенные коммунистическим режимом, – всего лишь "внутреннее дело Советского Союза", тогда как преступления фашизма – это преступления против человечества.

Не надо думать, что крах советского режима унес с собой и его идеологические штампы, в частности, в том, что касается  излюбленной практики "двойного стандарта". Вот, например, что пишет уже в наши дни "Московский комсомолец", самая многотиражная "демократическая" газета России, в статье "Лесное кладбище обрело покой" за подписью Ольги Рубан ("МК" от 25 мая 1998 г.). Сначала спокойно преподносится вопиющий факт: "Костей там действительно много, они лежат практически на поверхности. Местные мальчишки ходили на "Балласт", чтобы выкопать немецкий череп и сделать из него пепельницу". И лишь потом, когда читателю становится ясно, что кладбище было не немецким, дается моральная оценка: "Значит, потревоженное в лесу кладбище – останки наших соотечественников. И все эти годы окрестные мальчишки делали пепельницы из черепов советских людей..." (Траурное многоточие принадлежит Ольге Рубан. – Э.Б.)

В отсутствие осмысленной национальной идеи официальная пропаганда России сводит все патриотическое воспитание граждан (безусловно, необходимое для любого государства) к культу Победы Советского Союза в Великой Отечественной войне, закрепляя тем самым в сознании людей стереотипы сталинской пропаганды. Если кому-то хочется понять, что означает для гражданина России немецкого происхождения такой подход, пусть попытается представить, как бы ему жилось среди людей, мнящих себя ангелами и постоянно напоминающих, что он если и не сын, то уж во всяком случае племянник дьявола.

Свою лепту в усиление морально-психологического давления на российских немцев внесло и руководство Федеративной Республики Германии, заявившее, что "немцы несут ответственность" за ужасы Второй мировой войны. Г. Шмидт, впервые выступивший с таким заявлением от имени ФРГ, "забыл" уточнить, что речь идет о немцах Германии. Похоже, Федерального канцлера ничуть не заботило, что немцы живут не только на его родине. Но одно дело – произносить подобные речи в уютном боннском кабинете и совершенно другое – пожинать их плоды в советской "коммунальной квартире". Ведь, помимо всего прочего, противники Германии в прошедшей войне воспринимают все ее покаяния не иначе, как лишнее подтверждение своей собственной безупречности.

Да Германия и сама провоцирует такой подход. Если в германском музее вы увидите экспозицию о 2-й мировой войне на тему "Армия против гражданского населения", будьте уверены – речь идет о германской армии и ненемецком населении. Германский политический бомонд не только поощряет одностороннее освещение событий военного времени, тем самым фактически покрывая военные преступления стран "антигитлеровской коалиции", но и старается по возможности замалчивать любую информацию о дискриминационных мерах "союзников" в отношении их собственных граждан немецкой национальности.

Впрочем, как сказал Достоевский, "оставим этих скучных немцев" и вернемся к нашим российским проблемам. Без снятия груза вины – как с реальных творцов злодеяний,  так и с безвинно ошельмованных – ни о какой морально-психологической реабилитации не может быть и речи. Как этого достичь? Для начала "ангелы" должны спуститься на грешную землю. России нужно переосмыслить все то, что привело ее к катастрофам 17-го и 91-го, осознать всю полноту ответственности за преступления против Бога и человечества, совершенные в годы советской власти, прийти к всенародному покаянию за все свои грехи, включая и преступления военного времени, как это давно уже сделала Германия. Конечно, сегодня эти акты кажутся совершенно нереальными, но уже завтра они не могут не стать жизненной необходимостью для российского общества. У России просто нет другой альтернативы в третьем тысячелетии. Дорога к Храму лежит через покаяние.

Э. Бернгардт: Во время нашей первой беседы Вы рассказали о том, как офицер Красной Армии пытался расстрелять немецкого мальчика в Гюстрове. Это был единичный случай такого рода?

Л. Давыдов-Субоч: Что Вы имеете в виду?

Бернгардт: Не знаю, читали ли Вы книгу "Помнить вечно" (Москва, 1995 г., автор-составитель П. Френкель), где граждане России и Германии вспоминают о последних днях войны. Вот, к примеру, воспоминание № 75:

"К концу войны мне было 10 лет, я ходила в школу. Я жила вместе с родителями в Нижней Силезии, когда в январе 1945 г. к нам вошли войска.

Мои родители не пустились в бега, так что все мы – мои мать, отец, 20-летняя сестра и я – стали свидетелями входа советских войск в маленькую деревню, недалеко от нашего родного города Брига, округ Бреслау (ныне Вроцлав – прим. пер.). Все имевшиеся в наличии мужчины, будь это полудети или старики, сразу же были увезены. Мою сестру несколько дней спустя увезли на принудительные работы в Россию, откуда она вернулась лишь в 1947 г. больной и сильно истощенной.

Она рассказывала, что ей еще выпал более счастливый жребий, потому что женщин, оставшихся в Бреслау, русские каждодневно насиловали. Прибывали все новые и новые части, которые набрасывались на женщин, требовали алкоголя и часов.

Поскольку через некоторое время ничего такого не осталось, они опустошали крестьянские подворья, забивали оставшихся животных, сжигали сараи и дома и расстреливали гражданское население.

Потом я еще долгие годы попрекала родителей тем, что они с нами не бежали куда-нибудь на Запад. Мой отец неправильно оценивал русских солдат, за что моя мать и сестра горько поплатились".

Перед этим воспоминанием помечено "А.Н." – автор неизвестен. Почти все немки выступают в книге под таким "псевдонимом". Недавно я был в Берлинском музее германской истории. Увидев в отделе о Второй мировой войне экспозицию "Армия против гражданского населения", я сначала подумал, что речь пойдет и о Советской Армии. Нет, речь шла исключительно о германской армии! Мне стало любопытно, как же они показывают Красную Армию во время оккупации Германии. Оказалось, нет таких экспозиций. Из разговоров с сотрудниками музея сложилось впечатление, что эта тема в Германии вообще под строжайшим запретом.

Давыдов-Субоч: Вы сами говорите, что в Германии эта тема под запретом; в России она тем более непопулярна. Так стоит ли об этом вспоминать?

А. Гардер: В том же Гюстрове мы с Поповым, его заместителями и адъютантами зашли в аптеку. Предполагалось, что там будет командный пункт. Хозяйка, старая женщина, увидев толпу офицеров, стала умолять пощадить ее дочь, которую только что изнасиловали трое солдат. Из присутствующих только я поняла, в чем дело. Я перевела Попову, о чем она просила. Услышав это, Попов начал махать руками, чуть ли не креститься из-за того, в чем его заподозрили. Я пояснила женщине, что нас ей бояться нечего и что мы попробуем найти насильников. Женщина успокоилась, а мы быстро вышли из этой аптеки. Впоследствии мне приходилось еще общаться с этой женщиной, ее дочь не сразу оправилась от этого происшествия.

Сейчас много говорят о возрождении в России христианских ценностей, ее духовности. Самое время подумать и о душах наших солдат. Ведь зачастую это были молоденькие ребята, ничего не видевшие, кроме войны и разрушений. Воспитанные на "священной – только вдумайтесь в это словосочетание! – ненависти", как они еще могли вести себя?! Ведь когда со страниц газет призывают "Убей немца!", значит все дозволено и безнаказанно! Подстрекательство к убийству – разве это не преступление Эренбурга перед человечеством? ("Убей немца!" – название сборника статей И. Эренбурга – Э.Б.)

Бернгардт: Вы слышали о "Слове к немецкому народу" Патриарха Алексия II?

Гардер: Было такое обращение?

Бернгардт: 20 ноября 1995 г. в Берлинском евангелическом соборе Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II обратился, как написано в "Журнале Московской Патриархии", со "Словом к немецкому народу", в котором он принял покаяние немецкого народа за преступления военного времени и, "сознавая свою пастырскую ответственность за деяния своего народа", в свою очередь принес извинения немецкому народу.

Давыдов-Субоч: Нет, мы ничего об этом не слышали. Это очень правильный шаг... После войны я жил в Калининграде, бывшем Кенигсберге. Однажды в застольной беседе один, с позволения сказать, человек рассказал, как он служил на морской базе и как они, морячки, развлекались во время увольнительных. Однажды они поймали немку, изнасиловали ее до полусмерти, а потом надули...

Бернгардт: Как это надули?!

Давыдов-Субоч: С помощью шланга и компрессора. Детали я у этой сволочи не выяснял.

Бернгардт: Может, он просто насочинял по пьянке?

Давыдов-Субоч: Когда они с этих баз приходили в город, то очень нагло вели себя по отношению к любому, в том числе и русскому, населению. На танцах устраивали драки, могли до смерти забить ремнями. Один раз мы с приятелями нарвались на такую кампанию, еле ноги унесли...

Так что этот шаг Патриарха достоин всяческой поддержки и одобрения. Странно только, что мы никогда об этом не слышали.

Бернгардт: Наверное, потому, что "Слово" Патриарха было воспринято в штыки российскими средствами массовой информации. Встречающие журналисты (я хорошо помню телерепортаж о возвращении Его Святейшества из Германии) подняли вопрос о правомочности(!) Патриарха выступать с заявлениями от имени русского народа. Что касается самого заявления, то, в "лучших" советских традициях, никто не удосужился четко сформулировать, в чем же, собственно, оно состояло. (Как бы взамен в тот же день по государственному телеканалу был показан фильм М. Ромма "Обыкновенный фашизм".) При всем том СМИ очень старались не концентрировать внимание населения на этом, я бы сказал, уникальном для России событии. Так что подавляющее большинство россиян вообще ничего не знает о заявлении Патриарха.

Я долго искал хоть какую-то информацию о его содержании. Летом 1997 г. в Новосибирске католический епископ из Германии Вальтер Каспер на вопрос, знает ли он об этом заявлении, сказал, что это общеизвестное в Германии выступление Московского Патриарха, в котором, как я понял из ответа, Его Святейшество принес извинения за преступления советских войск во время оккупации Германии. Перед нашей беседой я больше месяца пытался найти текст "Слова к немецкому народу". Единственное, что я смог обнаружить, – это текст "разъяснения" от 4 декабря 1995 г. в том же "Журнале Московской Патриархии":

"Нам необходимо противостоять попыткам внести раскол и конфронтацию в общество. А такие попытки делаются постоянно. Например, недавно некоторые средства массовой информации совершенно исказили слова Патриарха, сказанные во время визита в Германию. Одной из целей визита было отдать долг памяти погибшим на этой земле нашим соотечественникам. Я посетил памятное место в Трептов-парке, освятил часовню в Дахау, на месте гибели тысяч советских граждан. Церковь была со своим народом все годы войны, и сегодня она свято хранит память о понесенных нашим народом жертвах. Вот почему настоящим кощунством стали слова телекомментатора о том, что Патриарх якобы покаялся перед немцами за вторую мировую войну!

В действительности же во время визита было принято покаяние немецкого народа за преступления военного времени. Именно в ответ на это покаяние я, следуя долгу христианской совести, с сожалением вспомнил, что в послевоенное время и наша страна оказалась отчасти ответственной за разделение немецкого народа. В ходе встреч и бесед в Германии я постоянно размышлял над трагическим опытом жизни немцев в условиях разделения, итогом которого стало разрушение семей, а подчас и насилие над теми, кто стремился воссоединиться с родными людьми. Именно такую трагедию переживает сегодня и наш народ, и об этом я говорил во время общения с государственными руководителями Германии, христианской и светской общественностью этой страны".

Давыдов-Субоч: Это говорит само за себя. Все ясно и понятно.

Бернгардт: Только понятия, к сожалению, у каждого свои. Почему-то в России факт покаяния Германии рассматривается только как подтверждение собственной "правоты". В России до сих пор не поняли, что Германия замаливала свои грехи. И это отнюдь не индульгенция на чужие преступления.

Когда я искал текст речи в Московской Патриархии, мне стали объяснять, как следует понимать "Слово", – в контексте того, что на протяжении всего визита церковные и светские иерархи Германии просили о прощении за преступления военного времени. Патриарх будто бы просто сделал ответный реверанс, следуя правилам хорошего тона. Я читал его статьи и выступления, они всегда очень взвешены и впечатляют своей глубиной. "Слово к немецкому народу" не могло быть сиюминутным экспромтом, да и "запрограммированный" к возвращению Патриарха показ "Обыкновенного фашизма" наводит на такие мысли. Алексий II сделал очень важный шаг на пути духовного возрождения России, а "общественность", если можно так выразиться, его предала.

Наверное, стоит вспомнить и о том, что думала Ваша крестная о той войне с Германией. Вот что она писала своему мужу Императору Николаю II:

"Ухаживать за ранеными – мое утешение (...). Пусть и немного уменьшится их страдание – это помогает тоскующему сердцу. Кроме всего, через то, что я прохожу с тобой и нашей любимой страной и людьми, я страдаю и за мою "старую маленькую родину", за ее войска, за Эрни и Ирэн (Великий герцог Гессен-Дармштадтский Эрнест-Людвиг и Прусская Принцесса Ирэн, брат и сестра Императрицы – Э.Б.), и многих скорбящих там друзей – но сколько людей проходят через то же самое? И потом, стыд и унижение при мысли о том, что немцы могут себя так вести! Хочется зарыться в землю..." (19.09.1914 г.)

"...Эта несчастная война, когда она, наконец, кончится? Я чувствую, что Вильгельм (Кайзер Германии Вильгельм II – ред.), должно быть, приходит в отчаяние, когда осознает, что именно он, его антирусская ориентация, стали причиной войны, и страна идет к краху. Все эти маленькие государства годами будут страдать от последствий. У меня сердце кровью обливается, когда я думаю, сколько труда вложили Папа и Эрни, чтобы привести нашу маленькую страну к ее нынешнему благополучному, со всех точек зрения, состоянию. Здесь, с Божией помощью, все будет хорошо, и война закончится славой, поднимет дух, прочистит многие застойные мозги, приведет к единению и, в моральном смысле, "оздоровит". Только одного я желаю – чтобы наши войска вели себя во всех отношениях образцово, а не грабили и не разбойничали – пусть этот ужас останется на совести прусских войск. Это деморализует, и тогда теряется настоящий контроль над людьми. Когда они сражаются за свою добычу, а не за славу страны, тогда они становятся разбойниками с большой дороги. Незачем следовать плохим примерам. Тыловые части в этом деле просто наказание. Все говорят о них с отчаянием, никто не может держать их в руках. Всегда и во всем бывают темные и светлые стороны, так и здесь. Такой войне следовало бы очистить дух, а не осквернять его, не так ли? В некоторых полках, я знаю, дисциплина очень строгая, и они пытаются сохранить порядок – но не помешал бы и приказ свыше. Это моя собственная мысль, дорогой, потому что я хочу, чтобы впоследствии в других странах вспоминали о русских войсках с благоговением, уважением и восхищением. Люди здесь даже не всегда осознают, что собственность других людей священна, что ее нельзя трогать – победа не означает грабеж. Священники и определены во все полки, чтобы говорить с людьми на эту тему. Да, я досаждаю тебе вещами, которые меня не касаются, но это только из-за любви к нашим солдатам и их репутации." (24.09.1914 г.)

 "...Ты знаешь, перед нашим прибытием в Москву три военных поезда с немецкими и австрийскими ранеными отправили с глаз подальше, в Казань – я читала донесение молодого господина (русского), который их принимал – многие, которых и трогать было нельзя, были еле живы и по дороге умерли, другие с ужасными зловонными ранами, которые несколько дней не перевязывали – так их мучили в убогих санитарных поездах как раз во время их праздника Рождества. Из одного госпиталя раненых послали даже без сопровождения доктора, только с санитарами! Я послала письмо Элле (сестра Императрицы Великая княгиня Елизавета Феодоровна, канонизированная святая Русской Православной Церкви – Э.Б.), чтобы она в этом разобралась и устроила хороший нагоняй. Это отвратительно и для меня совершенно непостижимо...

(...) Говорят, Церковный Собор издал указ не проводить рождественских елок – я собираюсь выяснить, правда ли это, и поднять шум. Это не их дело и не дело Церкви, и зачем лишать удовольствия раненых и детей только потому, что эта традиция пришла из Германии." (14.12.1914 г.)

Давыдов-Субоч: Мне кажется, что по духу это гораздо ближе к обращению Алексия II, чем к позиции тех, кто выяснял полномочия Патриарха высказываться от лица русского народа.

Бернгардт: Извините за мою излишнюю, может быть, эмоциональность, но я в этом вопросе "кровно" заинтересо-ван. Брат моего деда по матери рассказывал, как весной 45-го получил задание отконвоировать на сборный пункт группу немецких пленных. По пути конвоиры, 4 красноармейца, свели пленных с шоссе в кювет, закидали гранатами, а оставшихся в живых добили из автоматов. Это были 80 человек из фольксштурма – подростки и старики. Их призвали в последние месяцы, когда война уже шла по Германии, они не воевали на территории России – это я для сведения любителей оправдывать свои преступления чужими.

Насколько мне известно, Павел Матвеевич не имел детей. Вот и выходит, что грехи его мне отмаливать. Я не знаю ни имен, ни фамилий убитых, чтобы можно было хотя бы принести извинения их родственникам. Впрочем, их и убивали не как конкретных людей, а как немцев. Это было преступление против германского народа...

У православных, как и у других христиан, много молитв по усопшим. Это и понятно, ведь для ушедших в мир иной остается только один путь оправдания перед Господом – через молитву живущих. Германия о своих солдатах позаботилась, она свои души отмолила. Патриарх Московский и всея Руси принял покаяние. А как быть нам? Неужели солдаты, воевавшие за свою Родину, не заслужили того, чтобы христианская Россия позаботилась о их душах в вечности?! Ведь государство своей якобы антифашистской, а по сути антинемецкой пропагандой давало карт-бланш на любые преступления против немецкого народа. Даже обязательный лозунг на "шапках" военных газет и знаменах воинских частей "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" заменили не на "Смерть фашистским оккупантам!", а на "Смерть немецким оккупантам!"

Гардер: Я Вам не показывала "Книгу приказов"?

Э.Б.: Нет.

Леонид Александрович приносит альбом большого размера в кумачовом переплете с тисненым профилем Сталина. К нему приложена сопроводительная грамота генерал-полковнику В.С. Попову:

                           "Уважаемый товарищ!

Политическое управление фронта в память о проведенных боевых операциях в Восточной Пруссии и Померании, преподносит Вам Книгу Приказов Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза товарища СТАЛИНА войскам 2-го Белорусского фронта. Желаю Вам здоровья и успехов в деле укрепления боевой мощи нашей родной Красной Армии.

Начальник Политического управления 2-го Белорусско-го фронта генерал-лейтенант А. Окороков".

В Книге – приказы Сталина командующему и начальнику штаба 2-го Белорусского фронта об объявлении благо-дарности руководимым ими войскам за 1945 год. На первой странице – Красное Знамя, на второй – портрет Сталина, на третьей – лозунг "Смерть немецким оккупантам!". Книга иллюстрирована фотографиями о взятии городов Германии. На двух из них – "солдаты, слушающие приказ Верховного Главнокомандующего товарища СТАЛИНА". Каждый приказ заканчивается призывом: "Смерть немецким захватчикам!" Последний такой призыв датирован 6 мая(!) 1945 года. Среди приложений – приказ командующего войсками 2-го Белорусского фронта – ВПЕРЕД, ДОБЛЕСТНЫЕ ВОИНЫ! Обращаясь к "товарищам красноармейцам, сержантам, офицерам, генералам", Маршал Советского Союза Рокоссовский заканчивает свой приказ призывом:

"Приходит время окончательной расплаты с гитлеровскими людоедами за все их кровавые злодеяния. (...) Все, что накипело в вашем сердце, всю ярость своей ненависти – обрушивайте на врага.

(...) Утройте натиск на врага! Неотступно преследуйте немецко-фашистских захватчиков! Не давайте им задерживаться на оборонительных рубежах, окружайте и уничтожайте немцев! Громите их днем и ночью! Ни минуты передышки подлому врагу!

Под знаменем ЛЕНИНА, под водительством СТАЛИНА вперед, на запад, славные воины!

Смерть немецким захватчикам!"

Бернгардт: Это как раз подтверждает то, что я сказал.

Гардер: Да, с той и с другой стороны были совершены преступления против гражданского населения, и поэтому покаянный шаг необходим. И для спасения душ усопших, и для нравственного здоровья живущих.

Бернгардт: Вы рассказывали о том, что лечили в госпитале немецких солдат.

Гардер:  Да, четверых. Одного звали Герхард, еще одного – Фриц, имен других я не помню.

Бернгардт: Вы знаете их дальнейшую судьбу?

Гардер: Их потом передали командованию. Первых двух должны были расстрелять – тогда еще была в силе установка: "Пленных не брать!", а двое других, надеюсь, остались живы... Я подбирала их после боя.

Бернгардт: Это была общепринятая практика?

Гардер: Нет. Санитары подбирали только своих раненых. Солдат противника не трогали, оставляли на произвол судьбы...

Когда армия Попова была расквартирована в Польше, целый лагерь мобилизованных немцев шил для наших частей военную форму. Под предлогом, что в особняке, выделенном для Попова, необходимо было много шить, к нам из лагеря были прикомандированы две немки из Ростока – жены погибших морских офицеров. Естественно, я с ними общалась и знала об их жизни все до мелочей. Когда шить было нечего, я им говорила, чтобы они просто так крутили свои машинки: пусть будет слышно, что работа идет. Наконец, Попову это надоело, и он сказал: "Мы их перебросим через польскую границу, а там – как знают..." Перебрасывали (смеется) на поповском "хорхе", они сидели у него прямо в ногах.

Бернгардт: Вы как-то упоминали, что подавали документы на выезд в Германию.

Давыдов-Субоч: Да. Саша, средний сын Александры, тяжело болел. Он был физиком, занимался космическими исследованиями. Его область науки стремительно развивалась, и он надеялся на такой же быстрый прогресс в медицине. Нужно было выиграть время. В Германии для этого условия были, конечно, лучше... Отказ пришел уже после Сашиной смерти.

Бернгардт: И что же было в отказе, если не секрет?

Гардер: Можете посмотреть.

Давыдов-Субоч (достает документы): Если кратко – "...Auch dieses fόr deutsche Volkszugehφrige typische Schicksal ist Ihnen jedoch nicht wiederfahren".

Бернгардт: Значит, отказали за то, что "Вас не постигла типичная для немцев судьба"? Вот уж не думал, что небесная канцелярия находится в Кельне на Барбараштрассе...

Нет, все-таки юмор – это действительно немецкая национальная черта. Вы посмотрите только на подпись чиновника – Kaiser! Соблюли, так сказать, протокол: крестной дочери русской Царицы отвечает Кайзер из Германии! Может, Вы в документах писали о своем крещении?

Гардер: Нет.

Бернгардт: А когда Вы узнали, что Вы – крестница Императрицы?

Гардер: Это было летом – если не ошибаюсь – 1933 года. У нас в гостях был Миша Аллилуев – Мишель. Пили чай, он вдруг взял да и спросил мою маму: "Эджи (так звали ее близкие знакомые), а почему ты не расскажешь Зайке (мое детское прозвище), что она – крестница Царицы?"

Бернгардт: И как Вы это восприняли?

Гардер: Как еще один факт, о котором нельзя рассказывать. Нельзя было говорить про папу, что он "враг народа", нельзя было упоминать про деда – он был "из бывших" и т.д. Насколько я сейчас помню, именно это меня больше всего тогда волновало.

Бернгардт: Мишель – это...

Гардер: Это брат Надежды Аллилуевой, второй жены Сталина. Аллилуевы – выходцы из дворян. Мама была знакома с ними еще до революции.

Бернгардт: Да, "нетипичная для немцев судьба"... А может она типична для царских крестников и крестниц? Вы слышали когда-нибудь о своих крестных "собратьях"?

Гардер: Нет, не слышала.

Давыдов-Субоч: Сразу после первого интервью мы были в Дании, встречались с Дмитрием Романовым, внуком Великого князя Николая Николаевича. Думаю, если бы он что-нибудь знал о крестных "собратьях" Александры, он бы нам это сказал.

Бернгардт: Ваша "крестная тетя", если так можно сказать, – святая Русской Православной Церкви; канонизация Вашей Крестной матери – дело времени. У Вас в жизни не было таких необычных случаев, когда бы Вы подумали: "Это моя Крестная..."?

Гардер: Нет, не припомню.

Давыдов-Субоч: Могу рассказать одну загадочную историю. Мы из Сухуми привезли в кадке маленькую пальму. Она у нас как-то сразу засохла, а земля в кадке так и осталась. Месяца через три Александре было видение на том месте, где стояла эта кадка. Ночью корень пальмы, который, очевидно, сохранился в земле, дал росток, и на следующее утро мы увидели несколько стрел пальмы сантиметров 30-40 высотой. А еще через несколько дней пальма разрослась пышной кроной. Она простояла у нас примерно с полгода и потом так же внезапно увяла.

Бернгардт: А что это было за видение?

Гардер (улыбаясь): Оставим это для следующего интервью.