Вместо послесловия 

Автор допускает возникновение у читателя впечатления, что в серии интервью с Б.В. Раушенбахом что-то упущено, о чем-то не спрошено, что освещены темы не столь значительные, а более важные не затронуты. Это естественно – уже потому, что автор не является специалистом в многообразных сферах профессиональной деятельности и увлеченности Бориса Раушенбаха.

Что же касается затронутой нами темы подготовки и проведения съездов "советских" немцев в начале 90-х годов, то она сама требует отдельной книги. Более того, "съездовский" этап нельзя вырвать из общего контекста борьбы российских (советских) немцев за восстановление своих прав на территории СССР.

Автор давно уже относится к дискуссиям о том периоде с легкой иронией, если здесь уместно это выражение. Это чувство пришло со смиренным осознанием существующей реальности: ни Россия, ни Германия не были заинтересованы в восстановлении нашей автономии, и активисты национального движения оказались вольными или невольными участниками международного спектакля – фарса под названием "Забота о возрождении российско-немецкого этноса".

Но в данном случае важнее другое. Для российских немцев имя Бориса Раушенбаха звучит так же, как, например, имя Святослава Рихтера – недостижимо высокие имена из обоймы официальной пропаганды... И уже в силу этого как бы оторванные от остального этноса. А как же пресловутый "зов крови"? Как он звучит у них, "вознесенных"?

Увы, мы уже никогда до конца не узнаем, какие эмоции скрывались за броней кажущейся отстраненности великого пианиста. В конце февраля 1993 года, во время III Съезда немцев бывшего СССР, мне довелось общаться по поводу приветственной телеграммы Рихтера в адрес Съезда с супругой Святослава Теофиловича – Н.Л. Дорлиак (сам он находился в Италии), и я был поражен ее осведомленности о нашем национальном движении. На что Нина Львовна сказала: "В этом нет ничего удивительного, отца Святослава Теофиловича расстреляли как немца..."

Беседы с Борисом Викторовичем Раушенбахом подтвердили – в этом действительно "нет ничего удивительного". Все, и великое в том числе, произрастает из семени под названием семья, питаемого живительными соками одной и той же для всех почвы, имя которой – народ.

Эдуард Бернгардт